[tal_ch]

...и уже на семидесятой странице он встретил героя, знакомого по дядькиным рассказам, но узнал его не сразу. Долго ходил вокруг да около имени, с которым сроднился в детстве, а характера не узнавал, да и поступков тоже.
Но и герой был так себе, проходной, записанный для фона, как цветок на настенном ковре, в левом верхнем углу.
Судорожно он принялся листать каталог библиотечных книг, пытаясь среди названий обнаружить что-то, что натолкнет его встретить знакомую историю со знакомым лицом.
Тщетно он надеялся, что в царстве литературной систематики сыщется большой перечень персонажей всех существующих книг, чтобы можно было пробежаться пальцем по строчкам, найти их всех - всех, о ком он столько знает, и убедиться, что их истории взаправду существуют. Не выдумал их дядька, когда между делом разговаривал то ли с ним, то ли сам с собой.
В родительском шкафу нашлась еще одна книжка, и пока он шел тараном через толстый том, надежда встретить своего героя рассеивалась, как туман. В третьей четверти он, наконец, наткнулся на имя, отозвавшееся внутри приятным мягким звуком. Уделялось ему чуть больше абзаца, но и сквозь него можно было ухватить за подол интересную и разноцветную его судьбу. Автор скаредно выделил на него сорок восемь слов, включая предлоги, но между этими словами и поместилось оно - узнавание.
Он незаметно замял в книжке страницу и перечитывал ее перед сном. Книжка помещалась под подушку, и ночами ему снилось, что история его героя становится все длиннее, что дядьке было известно лишь самое главное, но далеко, далеко не все подробности. Наутро, правда, он уже не помнил, чем обрастала история, и лишь в уголках губ пряталось чувство, что продолжение существует.
И он поплыл по книжному течению, вольно отталкиваясь от классики и ныряя в современность, изумленно рассматривая на дне античность, а сквозь ее блеск - отражение постмодерна. Даже институт, который он выбрал, оказался литературным. Уж там-то всем тем, кого он так хорошо, так близко знал с детства, уделялось тщательное, пристальное внимание. Только лишь истолкование их судеб и ролей в сюжете оказывалось все не тем, не таким, незнакомым и истолкованным превратно.
Но зато он, наконец, собрал их всех, пусть тусклых и проходных, но всех. Своих.
Ему нравилось, что никто больше, кроме него не знает их настоящих. Ему нравилось это чрезвычайно долго, как в детстве нравятся мороженое и карусели, получаемые дозированно и по праздникам, и кажется, ничто из этих прекрасных вещей - лишь только дай их в постоянное распоряжение - не способно надоесть за целую вечность.
А потом он устал.
Он перебирал пальцем шершавые корешки книг, старых и новых, переставлял их местами на полке, вспоминал истории своих любимцев, бормоча их под нос в произвольном порядке. Охрана тайны стала тяготить его, а подходящего племянника, который бы болел и, болея, прятал под подушку томик зачитанных сказок, у него пока не было...

@темы: книжки без обложки

---

Большое восточное путешествие

[rockatansky]

Не так давно довелось мне прочитать один роман. Он приплыл мне в руки внезапно. Я занял его перед поездкой у приятеля, тот, в свою очередь, одолжил у своего друга, который взял его у кого-то ещё, но запамятовал, у кого именно. Роман назывался «Большое восточное путешествие», я открыл его и не закрывал, пока не дочитал, отлучаясь только по нужде.
«Большое восточное путешествие» — это фарс-гиньоль, абсурдная сказка, продолжающая обширный пласт литературы, описывающей путешествие европейца на восток, пласт, открытый средневековыми купцами и продолженный позже многочисленными литераторами.
Вот только европейца в привычном понимании в романе нет.
С первых страниц мы оказываемся изнутри крестового похода, затеянного православным монастырём имени святого Спиридона Тримифунтского (который из канонического киприота вдруг превратился в славянина). Братия, шагающая на восток в поисках неведомо чего, безумное казачье войско, православная дружина ищет себе на голову неверных и находит их — в том числе, среди многочисленных христиан разного толка, населяющих восточные земли.
Со всех сторон на бедняг сыплются горести и несчастья, горные обвалы и ядовитые змеи. Господь искушает их, подсовывая то пещеры с сокровищами, то женские монастыри, где мужчин не видели никогда, то тайные университеты в горах, полные священного знания. Армия редеет, и вот последний отряд прорывается в самое сердце Востока.
В сердце востока же их поджидает последнее испытание — и последнее разочарование при дворе восточного императора, такого же православного, как и они сами, обожествлённого, но окружённого толпой темнолицых, слепо повинующихся подданных, таких же язычников в своём несомненном христианстве, как и сами бравые спиридонцы, которые, перекрестившись, сплёвывают через плечо, чтобы отогнать злых духов...
В мире «Большого восточного путешествия» нет религий кроме христианства — и, по большому счёту, нет ничего кроме Востока. Это путешествие с Востока на Восток, поперечный срез дикого мира, который воюет сам с собою, изыскивая повод в мельчайших различиях. Православные одного толка воюют с православными другого, католики охотятся на ереси, и каждый почитает себя восточнее, сиречь, просвещённее остальных.
Книжку я опрометчиво переодолжил другому приятелю, а приятель возьми да укати на Сахалин.
Отчего-то я чувствую, что «Большое восточное путешествие» ко мне больше не вернётся, поэтому и рецензию пишу наскоро, по горячим следам — но если найдёте — прочитайте непременно.

---

СООБЩЕНИЕ НА ДОСКЕ ОБЪЯВЛЕНИЙ

[tlon]

Администрация Библиотеки сообщает, что прошлой ночью из стен Библиотеки был вынесен экземпляр Скрижалей Свидетельства. Похитители скрылись в неизвестном направлении, обнаружить их не удалось, установить цели — тоже. За последние сутки указанный артефакт так нигде и не всплыл.

Администрация, однако, просит не впадать в панику приверженцев авраамических религий и спешит уведомить о том, что ветхозаветный оригинал, несомненно, был кем-то написан и существовал на самом деле, поэтому храниться в Библиотеке Тлёна никак не мог. Вероятно, похититель, уверенный, что лучшего хранилища для Скрижали, чем третье слева книгохранилище, найти невозможно, хренировал силой своего убеждения данный экземпляр, после чего и вынес его, прикрыв полой одежды (администрация пользуется случаем и напоминает, что сумки и непрозрачные пластиковые пакеты запрещено проносить с собой).

Коллектив Библиотекарей хочет напомнить похитителю, вероятно, одному из постоянных посетителей наших читальных залов, что выносить вещи из библиотеки строго-настрого запрещено. Даже если вы сами их хренировали.
Кроме того, из-за вашей выходки у нас сбилась маркировка во всём третьем слева книгохранилище, трое суток инвентаризации, большое спасибо, теперь ваша ненаглядная Скрижаль проходит по всем каталогам как A-3SUS-116-42-λάμδα.

Кроме того, всем нам очень интересно, как отличается текст на хренированном экземпляре от оригинала и как вы незаметно упёрли эту каменную дуру. Можете оставить анонимную записку на доске объявлений, если опасаетесь за ваш читательский билет.

С уважением,
АДМИНИСТРАЦИЯ

---

[Серый гусь Конрада Лоренца]

несколько десятков старых, пожелтевших листов, лишённых обложки и наспех перевязанных бечёвкой как стопка писем.

большая часть записей — текст незнакомых песен, о небе, о смерти, о любви, о море. Ноты на обороте каждого листа. Никакой связи между песнями не прослеживается, на каждом листе почерк отличается, зато на каждом следующем появляется всё больше заметок на полях, дополнений и комментариев. Дневник, или блокнот, или альбом определённо вёл не один человек — он переходил из рук в руки, и каждый новый владелец добавлял в него свою песню. Если верить подписям, какие-то из песен не процитированы, а придуманы разными владельцами альбома, таких песен ровно семь.
невозможно не оценить красоту этих песен, каждая из них — история, могущая удивить даже самого искушённого читателя, но они здесь не главное, и тем интереснее говорить о том, ради чего эти листы вообще, предположительно, сберегли. О правилах выбора этих песен, правилах игры. Частично их описывают комментарии, с ними постепенно становится очевидным, что именно правила и являются смысловой связкой между всеми песнями, несмотря на то, что ни одна из них не поёт о правилах или играх, если только не все из них на самом деле поют о них.

сложно понять эти правила, не будучи одним из авторов альбома, которые, судя по всему, передавали их вместе с этим альбомом, и нетрудно представить, как они становились чьими-то последними словами, но всё же какая-то часть этой игры зафиксирована на бумаге. Где-то один из авторов говорит прямо о наличии правил, которым необходимо следовать, другие лишь цитируют несколько слов из них, но даже если выписать их все, то картина не становится более ясной. Если же попробовать прочитать все песни как единый сюжет или представить, что ты уже играешь с сам собой этими песнями, появляется чёткое ощущение, что правила тебе понятны. Если попробовать записать их в этом состоянии, то многие из записей предыдущих авторов начинают обретать куда более понятный смысл. В этот момент исчезают всякие сомнения в существовании этих правил, и даже ориентироваться среди листов становится легче. Быстро начинаешь замечать, что какие-то из историй — например, о волне, проглатывающей город, или о падающем небе, или о рассыпающейся под ногами земле — не соответствуют правилам. Ощущение преследует неотступно после первого своего появления, и невыносимо хочется их исправить, хотя, конечно, трогать ни одну из записей и делать собственные пометки никак нельзя.

последний из листов в альбоме так же стар, как и остальные, но абсолютно пуст, а альбом всегда лежит неподалёку от стола с пером и чернилами. При взгляде на этот лист появляется желание петь.

---

[tal_ch]

Маленькое эссе, навеянное рандомными выписками из медицинских карт и старым сборником сказок.

Один человек родился со странной патологией мышц лица и мог придать себе любой облик.
Он научился управлять не только своей внешностью, но и предугадывать желания других, чтобы им понравиться, разумеется, в корыстных целях - не иначе, чтобы получить от них желаемое.
Визуальная атака на психологической подкладке сделала его чрезвычайно богатым и фатально одиноким. Его феномен, на обнародовании которого он также сколотил состояние и привлек к себе внимание, изучался в лучших институтах мира.
Окружающим стало казаться, что если он так популярен, то они любят его, и окружающие захотели быть к нему ближе.
Но те, кто получал от него то, что хотел, в обмен на его выгоду, неизменно жаждали одного - узнать, как на самом деле выглядит его лицо.
Немногим это удавалось с помощью настойчивости или обмана.
Из тех, кто узнавал, ни один не желал разговаривать с журналистами, жаждущими сенсации, и как-то комментировать полученные сведения, как будто то, что они узнавали, было чем-то, глубоко лично затрагивающим их самих, и не имело отношения ни к самому человеку с множеством лиц, ни к кому-либо другому.

---

Карта вен

[rockatansky]

Маленькая книжица, красный коленкоровый переплёт, золотое тиснение, гласящее: "Карта вен. Том I".

"Карта ..." рассказывает о бессмертной женщине по имени Ревекка и её смертном возлюбленном, который проходит длинную череду реинкарнаций и потому не имеет постоянного имени, каждый раз оказываясь другим человеком. Тем не менее, способность узнавать её остаётся в нём в каждой инкарнации — и это, кроме даты и места его рождения, высчитанных по гороскопу, остаётся единственной надёжной для неё приметой.
Первые несколько глав описывают любовь Ревекки к немецкому солдату, убитому в первой мировой, и ещё к американскому фермеру, прожившему долгую и по-своему счастливую жизнь и умершему у неё на руках, и, наконец, к мальчику из племени туарегов, видящему свою жизнь в служении ей и погибшему от укуса змеи незадолго до своего совершеннолетия.
Вся остальная история разворачивается в Америке конца пятидесятых и описывает очередную итерацию бесконечной Ревеккиной любви. Объект её в этот раз носит имя Эрик и является битником, поэтом, путешественником и бездельником, из тех, кто чувствует эпоху как рыба — воду.
Бессмертная, бесстрастная, не имеющая возраста, она обнаруживает себя засыпающей в недорогих гостиницах, играющей на саксофоне, декламирующей стихи Гинзбурга, декламирующей все бесконечные стихи, которые знает, пишущей книги на салфетках в дешёвых барах, путешествующей на товарняках и бесконечно счастливой, словно обрела не только потерянного возлюбленного, но ещё и друга, такого друга, которого не хотела бы потерять никогда, даже чтобы обрести в другом смертном мужчине.

Пока однажды ночью во время одного из бесконечных разговоров обо всём на свете она не понимает вдруг, что он не тот, кого она должна была отыскать. Что она пала жертвой его манеры знакомиться с женщинами — дорогая, мне кажется, я знал тебя всю жизнь, — а потом пала жертвой его самого.
Утром она проверяет себя гороскопами, всеми звёздными картами, которые знает, но они только подтверждают её догадку.

Спустя несколько часов он находит её мёртвой, не выдержавшей собственного невольного предательства.

Кажется, что эта книга — всего лишь притча о бессмысленности и беспощадности женской любви, полной никому не нужного самопожертвования. Вероятно, именно притчей-то она и является. Но читать её следует ради образа Ревекки, который хорош безумно.
Незадолго до финала Эрик и Ревекка говорят о жизни и смерти, и о вопросах, стоящих жизни и смерти, и о контролируемой глупости, — так вот, внимательному читателю выбор Ревекки наверняка покажется не мелодраматичным поступком отчаяния, но контролируемой глупостью, осознанным жестом, эгоистично завершающим бесконечную жизнь на самой высокой, самой пронзительной её ноте.
Ревекка доиграла партию, Ревекка может уходить.

Ходят слухи, что второй том рассказывает об обратной ситуации и показывает тем самым вечную любовь мужскую, но в библиотеке Тлёна его нет. А кто донесёт, тому мы будем очень рады.

@темы: магреализм, рекомендую

---

без названия

[tal_ch]

Этот кусок книги, без начала и без конца, некий выдранный из середины лоскут какой-то истории, попадается мне в руки все время - либо он путешествует по одному ему ведомой траектории из библиотеки в библиотеку, либо все мои библиотеки - ни что иное, как части одной гипербиблиотеки, и этому глобальному книгохранилищу присуще желание подсовывать мне снова и снова один и тот же огрызок одного и того же произведения.

... Младший брат донашивает все за старшим - его одежду и обувь, его старые учебники, брошенных им женщин, его неудавшуюся жизнь. Он дорабатывает его проекты, к нему приходят старые друзья его брата, он дает утешение и ответы на вопросы тем, кто не может получить их от того, другого. Он умеет так же одеваться, говорить и вести себя, и при том давать людям то, чего они ожидали от того, другого. Его имитация почти идентична оригиналу.
Ведомый воспоминаниями о брате, и уверенностью, что знает его лучше других, он идет по его стопам и подбирает надкусанные яблоки, разбросанные то там, то тут, чтобы превратить их в пирог, в джем или пастилу, но в какой-то момент понимает, что потерял нить понимания, чего именно тот хочет добиться. Брат же не станет объяснять ему этого - впереди видна только его спина, он никогда не оглядывается, никогда не останавливается и не возвращается к тому, что однажды оставил.
И младший брат решает сделать остановку, чтобы подумать, не превратился ли он сам в невидимку, пока поддерживал чужой образ. Ему хочется хоть раз в жизни почувствовать себя тем, за кем сломя голову бегут все и не могут догнать.

---

Круг на воде

[tal_ch]

Сдается мне, автор накропал постмодерн а'ля Жюль Верн, не взяв ничего нового, кроме старого.
Я обнаружила эту книжицу, отпечатанную на старой машинке и вложенную в черную папку, на стыке полок с историей мистификаций и географией белых пятен. Кто-то прятал ее, то ли постыдившись, то ли надеясь, что в этот сектор библиотеки никогда не заглянет по-настоящему пытливый ум.

"Молодой англичанин Артур Морган отправляется со своей сестрой в кругосветное путешествие на собственном пароходе, желая доказать своим родителям финансовую состоятельность и зрелость помыслов и замыслов, и в путешествии обнаруживает новый остров посреди Атлантического океана, не обозначенный ни на одной из карт.
Судьба, обернувшись бурей, заставляет Морганов остаться на острове и осмотреть глубины пещер с сетью подземных рек.
В скрытых от глаз посторонних недрах гор они обнаруживают поселение аборигенов с певучим языком, похожим на все языки мира сразу, которые привечают их в храме Мёртвой памяти, главном культовом месте их культуры. Вскоре мудрые служители легко подбирают наречие, похожее на английскую речь, чтобы объясняться с гостями. От их хитрых, но не лишенных тайного знания, взглядов не укрывается ничего - и вот путешественников уже ждет сказание о лишенных надежд, затерянных в пещерах и влачащих свое скудное существование жителях этой местности, и о последней надежде на обретение смысла жизни и родины - о потерянном корабле Калиборе Десятом, покоящемся на дне Моря Лин. Ласковые воды этого моря должны принять в себя того наивного пришлеца, который осмелится вступить в диалог с ним. Порывистый Артур в длинной лодке отправляется на тайный берег, чтобы увидеть все своими глазами и, чем черт не шутит - поговорить с живой стихией. На берегу ему чудится, что море обращается к нему языком древнего знания, предвещая, что он поднимет Калибор со дна и принесет свободу беспамятным местным жителям. Чувствуя, что долг избрал его, Артур проводит много дней у моря, предаваясь молчаливому диалогу и готовясь исполнить предначертанное. Двенадцать верных спутников, разбив лагерь по окружности и передавая священную вахту друг другу, охраняют его покой.
Но не все разделяют мечты и надежды доверчивых людей, привыкших полагаться на сказания. Леди Морган, оставшейся в храме, рассказывают совсем иное сказание - о гибели старого мира под влиянием разрушительного мужского начала, пришедшего из неизвестности и сеющем неизвестность. И только женское начало, символизирующее материнство и заботу, будет способно противостоять хаосу изменений, а для этого в храме Мёртвой памяти ее должны посвятить в Матери осиротелого народа, чтобы она принесла на из землю разум, знания и плоды развитой культуры. Облаченная столь суровой ответственностью, она принимает свой крест, и назвавшиеся ее Сыновьями служители обещают верно и преданно исполнять ее волю, просвещать и образовывать неразумных и делать мир лучше. Самый молодой из них, по имени Драу, становится ее правой рукой и телохранителем, помогая устанавливать власть и порядок в их сакральном и замкнутом мире. Но леди Морган тоскует о брате, который не знает, что пошел по пути хаоса, и Драу снедаем ревностью и бессилием оттого, что не может владеть ее сердцем. В храме ее посещают видения битвы и страданий брата, умирающего у нее на руках. Драу убеждает ее отправиться на поиски Артура, чтобы образумить его и предотвратить опасность. С собой он ведет отряд телохранителей, хранящих остатки знаний старой магии культа.
Тем временем, погрузившись в Море Лин, Артур оказывается в плену видений: ему грезится город Многих Пришедших, который он может воздвигнуть в самом центре мира, если только поднимет со дна Калибор, перед его глазами возникает изменчивый образ, то юный, то старческий, текучий, словно вода, который направляет его по верному пути в глубины вод. Силой желания увидеть построенный город воочию, Артур поднимается из пучины на обтекаемом металлическом каркасе воздушного корабля, построенного по забытой технологии давно канувших в Лету инженеров прошлого. На боку судна отчетливо читается "Калибор Х". Все системы корабля в момент соприкосновения с воздухом, решают заработать.
Леди Морган и Артур встречаются на узкой береговой полосе в момент отлива.
Он говорит ей о видениях. Она говорит ему о видениях. Они не слышат друг друга. Ей кажется, что он защищает иллюзию, ему кажется, что она в плену гордыни и жадности.
Желая защитить его, она предлагает ему сдаться на ее милость и отправиться назад, желая убедить ее, он предлагает ей взойти на корабль, забрать людей и полететь вперед. Жаркий спор перерастает в ссору, магия места бурлит над их головами, и телохранители обоих сторон, напряженные от угроз, желают защитить своих предводителей и неосторожно провоцируют бой. Драу пытается укрыть леди Морган от битвы, Артур думает, что он ее похищает, между ними завязывает битва, в которой более искусный в воинском деле Драу смертельно ранит Артура.
Готовый к отлету Калибор Х ждет свой народ, и Артур просит Моргану завершить его дело, а Моргана приказывает Драу именем Артура собрать людей и ввериться тому, что готовит им кем-то и когда-то запрограммированный Калибор.
С раненым Артуром на руках она садится в лодку, чтобы сетью пещерных рек выплыть к их пароходу, стоящему в бухте острова, но лодку встречает лишь пустое побережье и открытое море.
И леди Морган с телом брата покорно и равнодушно уплывает в неизвестность океана."

@темы: роман, постмодерн

---

Рыбаки и рыбки. Длинная история

[tal_ch]

Под синей обложкой, шершавой на ощупь и согревающей ладонь, живет наборщик типографии города Дада, перебегающий со страницы на страницу абзацами компактного шрифта.
Иногда он смотрит на читателя чернильным глазом с монохромной иллюстрации, готовый подмигнуть.
В его клетчатом чемодане, лежащем на антресолях, почивает сном пухлая пачка скрепленных страниц переводного текста.
Авторство переведенных заметок принадлежит человеку эпохи Возрождения, по крупинкам собиравшего дело своей жизни с обрывков папируса, которые он выкупил за сотню
гульденов у бродячего торговца.
Папирус повествует о судьбе рыбака из римской провинции Немории. Рыбак встретил человека с востока и тот смутил его легендой о трех частях истины, которую можно завлечь в свои сети. Каждый день он закидывал зачарованный невод в воды моря и ждал, что они принесут ему по кусочку, приближающему его к познанию. Невод приносил ему мусор или рыбу, и рыбак, одержимый историей, выбрасывал их прочь, отчего стал нищ и безумен. Он развесил невод у своего жилища и ловил редких скитальцев, забредающих в те края, чтобы рассказать им свои видения о далеком будущем в далеких краях, где у берега моря ждет освобождения печальный молчаливый правитель крепости с тяжелым венцом на челе.
Каждый день он видит в воде отражение грядущих событий, и память о том, что будет потом, тяготит его, и по вечерам он заводит заунывную песню о сети времен, в которую
попались предсказания, фантазии и сны. Бродячий дудочник подхватывает ее и, исказив до невозможности, пускает по свету, чтобы купец, едущий из Александрии в
Руссильон, запомнил и спел своему сыну, который вырастет авантюристом, наживающимся на перепродаже книг.
Меж тем, наш позабытый за сетями связей наборщик, фантазер с нереализованным потенциалом переводчика, пишет в день по странице своих снов, искусственно старя их с
помощью чая и солнечного света на металлических перилах балкона однокомнатной квартики где-то в самом центре города Дада.

---

Предметный указатель к рукописи Войнича.

[rockatansky]

Строго говоря, это не книга. Подшивка тонких желтоватых листов бескислотной бумаги, отпечатанных частично на машинке, частично на матричном принтере. Вкратце изложенная на английском микрографическая теория Ньюболда подшита в отдельную папку с надписью "Дело №____", где, помимо теории, имеется подробнейшая инструкция, как именно расшифровывать мельчайшие чёрточки, составляющие каждую букву оригинального текста.
Остальные листы по большей части являются собственно расшифровкой манускрипта, с пронумерованными графитовым карандашом ссылками на иллюстрации.

К сожалению, язык, на который переведена рукопись, не является ни одним из шести тысяч трёхсот двадцати восьми, известных на Земле.

@темы: справочники и энциклопедии

---

[Лоторо]

Книга потерянных вещей. Справочник.
В книге собраны истории обо всех потерянных кем либо и когда либо вещах и их дальнейшей судьбе. В ста томах.
Есть предметный указатель - пять последних томов.
Книги в прекрасном состоянии с золотым обрезом, в оранжевой плотной обложке.

@темы: справочники и энциклопедии

---

Уголок библиотекаря

[tlon]

 tal_ch берёт в библиотеке Тлёна синюю коленкоровую книжку под названием "Рыбаки и рыбки. Длинная история."

Взять в библиотеке книжку.
Принести в библиотеку что-нибудь своё.

@темы: административное

---

"Идущий за ветром"

[Лоторо]

Повесть о том, как один человек вынужден был заночевать на холме. Ночью поднялся ветер и выдул у человека всю память. Человек забыл, кто он, откуда он, кого он любил. Всё, что он теперь мог - это идти за ветром, чтобы вернуть себе память. В процессе погони он обрастает новыми знаниями о себе, новыми людьми и местами. Так как он идёт по следам ветра, по пути ему попадается множество таких же бедняг как и он сам. Не все желают присоединиться к нему и найти свою память. Иногда кто-то находит частицы чьей-то памяти и вечером рассказывает этот кусочек всем остальным. Каждый пытается примерить его на себя и на других, чтобы понять, чьё это могло быть воспоминание. В конце концов они начинают узнавать друг в друге своих забытых близких. И когда ветер уже почти настигнут, остаётся вопрос: стоит ли возвращать потерянное?
Книга в двух частях, но мне известна только первая.

@темы: повести

---

"Лестницы общего пользования".

[rockatansky]

Книжка, прочитанная мной на днях, зацепила меня в магазине обложкой.
Не могу сейчас нагуглить, но поверьте на слово. Такая глянцевая обложка, а на ней лестничный пролёт, старое питерское парадное, узкое и пыльное вымощенное плиткой эшеровское пространство.
Наяву мне и в голову не приходило, что можно бояться лестниц.
Но в детстве, во сне, не было ничего страшнее. Лестница, по которой нельзя идти. Лестница с нарушенными пролётами. Лестница обычная с виду, но скользящая под ногами. Серый пористый бетон подъездов. Мрамор дворца культуры. Слабые железные перила и всегда — необходимость подняться вверх.
Но чаще всего — пышные и заброшенные парадные, сколотая плитка под ногами и лучи света наискосок.
До двадцати лет я думала, что это моя личная, особенная фобия. А потом оказалось, что лестницы снятся огромному количеству людей.
Вот просто — на форумах целые ветки: "мне снятся лестницы, по которым я не могу подняться".
Ну, рано или поздно кто-то должен был начать эту тему эксплуатировать.

Так вот, "Лестницы общего пользования".
Название меня здорово оттолкнуло, конечно. Но ненадолго.
Истории "Лестниц" вложены одна в другую, и главная из них — история героя, который поднимается по ним каждую ночь.
Вначале повествование почти линейное, почти детективное, перенасыщенное деталями: главный герой, оказавшись в южном городе, видит во сне парадные Питера. Осознанный путь вверх он начинает оттого, что обручальное кольцо, ставшее ненужным, жмёт и заставляет сосредоточиться на сне (когда-то я и сама пыталась уплыть в осознанный сон с проволочным колечком на пальце, правда, с лестницами это никогда не работало). Во сне он встречает маленькую девочку Еву, которая учит его, как подниматься вверх в Эшеровском пространстве.
Всё остальное повествование разделяется на две части: сон, в котором он пишет энциклопедию пространства лестниц, и историю поиска таких же одержимых, в итоге — историю возвращения (не-возвращения) домой.

Примерно на середине книги перестаёшь понимать, где заканчивается сонная часть и начинается реальность. То есть, начинается хороший полноценный магреализм.
Книжка сначала показалась мне слишком сиюминутной. В конце концов, тему сна сейчас эксплуатируют все кому не лень. Только в рунете огромная толпа эпигонов Макса Фрая пишет про сны. И вообще, на эту тему после "Страны Чудес без тормозов" ничего хорошего написано не было.
Но "Лестницы" хороши деталями. Дом Культуры, Берег мертвецов, Потёмкинская лестница. Энциклопедия (несомненно, отсылка к Кодексу Серафини, моему любимому "магреализму в картинках"). Странноватый главгерой, не то чтобы не от мира сего, — даже слишком от мира, — в погоне за маленькой девочкой Евой встречающий на своём пути странных существ и заброшенные города.

И внезапное отсутствие хэппиэнда делает эту книжку по-настоящему хорошей.

@темы: рекомендую, современная литература, магреализм